Утро 29 октября Керенский встретил радостно. Он еще не знал о провале юнкерского восстания. Счастье как будто начинало улыбаться ему, и его надежда на победу не казалась такой несбыточной, как два-три дня назад.
Керенский посетил вызванный с фронта бронепоезд. Офицерам бронепоезда он заявил, что немецкий флот занял Аландские острова и направляется к Петрограду. В столице взбунтовалась чернь и под руководством немецких офицеров заняла железные дороги и не пропускает войска в Петроград. Бронепоезду было приказано:
«Очистить дорогу... занять Николаевский вокзал и пропускать войска на Петроград. Действовать решительно»1.
Утром Керенский переехал в Царское Село, с вечера занятое казаками. В Царскосельском дворце он возобновил лихорадочную деятельность по собиранию сил. Послал в Лугу офицеров для ускорения посылки эшелонов. Телеграфировал воинскому начальнику города Луги немедленно послать отряд партизан на помощь казакам.
Казаки генерала Краснова продолжали занимать Царское Село. Ожидаемые подкрепления с фронта так и не приходили. С Юго-западного фронта Керенский вызвал три полка Финляндской дивизии. Эшелоны прибыли на станцию Дно. Узнав о событиях в Петрограде, солдаты послали представителей в Петроград заявить Военно-революционному комитету, что полки не пойдут против советской власти.
На станцию Осиповичи Либаво-Роменской железной дороги прибыло два эшелона. Солдаты выбрали комитеты и решили ни в коем случае не идти против Петрограда.
Гарнизон станции Бологое, откуда Керенский ждал помощи, организовал военно-революционный комитет, который собирался послать войска и продовольствие революционному Петрограду.
Отряд моряков направляется против белогвардейцев.
На помощь Краснову — Керенскому прибыли только три сотни Амурского полка, да и те заявили, что в «братоубийственной войне принимать участия не будут»2. Они отказались даже нести караульную службу в городе и расположились по ближайшим деревням. Подошел также бронированный поезд с орудиями крупного калибра и одна сотня оренбургских казаков, вооруженная только шашками.
Казаки начали колебаться, У них все больше и больше укреплялись подозрения, что Керенский подло обманывает их. Все чаще стали слышаться зловещие для офицеров разговоры: «Пойдем с кем угодно, но не с Керенским»3.
На первый раз Краснова, по его словам, выручили комиссары Станкевич и Войтинский, сумевшие убедить казаков в необходимости наступления на Петроград. Казаки несколько успокоились. Однако вечером к Краснову вновь явились представители казачьих комитетов и заявили, что казаки отказываются идти дальше без пехоты. Краснову вновь пришлось уговаривать казаков, пустив в ход «весь свой авторитет», как он выражается в своих воспоминаниях.
В конечном счете ему удалось еще раз убедить казаков в необходимости дальнейшего движения на Петроград. Тем не менее было ясно, что о решительном наступлении говорить уже не приходится.
В то же время определеннее начало вырисовываться и настроение частей царскосельского гарнизона.
После стычки с казаками у Орловских ворот солдаты засели в своих казармах и наотрез отказались сдать оружие.
Стремясь увеличить свои силы, если не за счет подкреплений с фронта, то хотя бы за счет находившихся в Царском Селе войск, Краснов вызвал к себе 29 октября офицеров всех частей царскосельского гарнизона. Офицеры были настроены против большевиков и обещали убедить своих солдат примкнуть к казакам. Но обещания эти остались только обещаниями. На организованных по этому поводу митингах солдаты решительно отказались поддержать белогвардейский мятеж. Единственно, чего сумели добиться от них офицеры, — это не совсем твердого обещания сохранять нейтралитет.
В Царском Селе стояла пулеметная команда 14-го Донского полка. Узнав об этом, Краснов вызвал к себе ее офицеров и комитет. Но и тут его постигла неудача. К его великому удивлению, все они оказались большевистски настроенными и также наотрез отказались от какой-либо помощи казакам.
Развертывающиеся события полностью подтвердили анализ политического положения, сделанный Лениным вечером того же дня в докладе на совещании полковых представителей петроградского гарнизона.
«На политическом положении долго останавливаться не приходится, — говорил он. — Политический вопрос теперь вплотную подходит к военному. Слишком ясно, что Керенский привлек корниловцев, кроме них ему опереться не на кого... На фронте за Керенским нет никого... За меньшевиками и эсерами солдатские и крестьянские массы не пойдут. Я не сомневаюсь, что на любом рабочем и солдатском собрании девять десятых выскажется за нас.
Попытка Керенского—это такая жё жалкая авантюра, как попытка Корнилова»1.
Народный характер Великой пролетарской революции выступал во всем своем величии и непоколебимой силе.
К вечеру 29 октября Керенский узнал о провале юнкерского восстания. В комнатах дворца появились вожди без масс, генералы без армии — Станкевич, Гоц и др. Гоц собирался бежать в Гатчину с целой группой эсеров еще в ночь на 28 октября, но был арестован и доставлен в Смольный для дачи показаний. Оставленный здесь на свободе, он улизнул и принял участие в юнкерском восстании. Бежавшие из Петрограда принесли с собой растерянность. Все спорили, обвиняли друг друга в ошибках, сплетничали. Савинков забежал к генералу Краснову, поселившемуся в служительском доме дворца великой княгини Марии Павловны. Он предложил Краснову убрать Керенского и самому стать во главе войск.
— С вами и за вами пойдут все, — говорил Савинков Краснову2.
Весь остаток дня прошел в бесконечных переговорах. Строились какие-то фантастические планы о передвижениях корпусов. Все надежды возлагались на помощь с фронта — она придет, если казаков двинуть к столице. Станкевич, Гоц, Войтинский проявили огромное рвение, чтобы склонить войска для похода на Петроград. Они ездили на разные участки фронта в поисках частей, верных Временному правительству. Уговаривали воинские части, расположенные в Царском Селе и его ближайших окрестностях, не выступать против Керенского и Краснова. Они всячески старались поддержать «боевой дух» в казаках. Но все усилия политических мертвецов не имели никакого действия — за ними никто не пошел.
Но вот мелькнула новая надежда. 29 октября, часов около десяти вечера, когда уже вполне выяснился разгром юнкерского восстания, во дворце появилась делегация Викжеля.
Викжель (Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного союза) был избран на I Всероссийском учредительном съезде железнодорожников во второй половине июля 1917 года. Состав Викжеля полностью раскрывает подлинный характер его «надпартийности». Из 41 члена Викжеля эсеров было 14, меньшевиков — 6, народных социалистов — 3 и беспартийных — 11, из которых большинство, как признал руководящий работник Викжеля Вомпе, «в действительности кадеты». Организация такого состава, претендовавшая на руководство железнодорожниками, естественно превратилась в центр «легальной» антисоветской деятельности в первые дни после пролетарской революции.
Постоянным местом пребывания Викжеля была Москва. Когда сюда пришли первые известия о совершившейся революции, Викжель сразу взял на себя роль «спасителя демократии» и «примирителя враждующих сторон». 26 октября Викжель переезжает в Петроград. В этот же день он рассылает телеграммы, в которых выражается сомнение в «правомочности созванного сейчас съезда Советов» и указывается на «отсутствие власти, авторитетной для всей страны»1. Из этой телеграммы уже ясно отношение Викжеля к совершившимся событиям. Против Временного правительства Викжель не выступил. Считая его достаточно авторитетной властью для всей страны, он обивал пороги министерства путей сообщения, стараясь примирить бастующих, волнующихся железнодорожников с министрами.
Но первые же дни после Октября показали руководителям Викжеля, что повести массы железнодорожников против большевиков им не удастся.
«Наши управления и старшие агенты на линии примыкают преимущественно к правым кадетским течениям; мастерские почти сплошь настроены большевистски»2, —
записал в своем дневнике один из членов ревизионной комиссии Викжеля в Октябрьские дни. Это положение и заставило Викжель начать кампанию за спасение буржуазной демократии под флагом «нейтралитета» в гражданской войне.
При других условиях Викжель выступил бы открыто за свержение Советов.
В разгар наступления Краснова — Керенского под Гатчиной, 29 октября, Викжель выносит постановление о власти и посылает телеграмму «Всем, всем, всем»:
«В стране нет власти... Образовавшийся в Петрограде Совет народных комиссаров, как опирающийся только на одну партию, не может встретить признания и опоры во всей стране. Необходимо создать новое правительство...»1
Дальше в телеграмме говорилось, что в создании правительства должны принять участие все социалистические партии — от большевиков до народных социалистов включительно...
«Железнодорожный союз заявляет, что к проведению своего решения он будет стремиться всеми имеющимися у него средствами, вплоть до прекращения всякого движения на дорогах. Остановка движения наступит в 12 часов ночи сегодня с 29 на 30 октября, если к тому времени боевые действия в Петрограде и Москве не будут прекращены»2.
В тот же день Викжель послал делегацию к Керенскому. Делегация сообщила, что в 12 часов ночи прекратится железнодорожное движение, если ее условия не будут приняты. Керенский и его сообщники ухватились за предложение Викжеля. Оно давало им в руки весьма ценную возможность — выигрыш времени. Керенский потребовал доставить ему представителейпартий, вошедших в «комитет спасения», и министров-социалистов, чтобы вместе с ними решать вопрос о предложении Викжеля. Делегаты обещали доложить об этом Викжелю. После этого Керенский потребовал дать ему поезд до Могилева для совещания с армейскими организациями. То, что не удалось Керенскому за все эти дни — прорваться в Ставку к генералам, — то он пытался выполнить с помощью Викжеля. Делегаты согласились пропустить поезд Керенского в Ставку. Этим представители Викжеля вскрыли всю суть своей позиции: «нейтралитет» Викжеля был прикрытием активной помощи контрреволюции. После беседы с Керенским викжелевцы вернулись в Петроград.
Петроград в это время продолжал усиленно готовить отпор Краснову. Ликвидировав юнкерское восстание, Военно-революционный комитет принял решительные, меры к защите красной столицы, готовясь нанести врагу сокрушительный удар.
Тут же на месте был выработан план наступления. Склоны Пулковской горы, являвшейся центром позиции, были заняты Красной гвардией, основное ядро которой доставляли отряды Выборгского района. На правом фланге, в районе деревни Новые Сузы, расположились моряки, прибывшие из Гельсингфорса и Кронштадта. Левый фланг в районе Большого и Подгорного Пулкова заняли солдаты Измайловского и Петроградского полков. Там же находились четыре броневика. Общее число революционных войск составляло около 10 тысяч человек. Остро чувствовался недостаток в артиллерии. У советских войск было только два полевых орудия. Это особенно сильно сказалось на следующий день, когда начался бой. Генерал Краснов имел значительное превосходство в артиллерии.
Всю ночь советские части окапывались на занятых ими позициях. Тут же, в небольшом домике, на окраине Подгорного Пулкова, работал штаб, отдавая последние распоряжения, распределяя подвозимые продукты, направляя на позиции продолжавшие подходить отдельные части и вооруженные группы рабочих. Наступление советских войск было намечено на утро 30 октября.
Для ускорения наступления против войск Краснова Сталин послал на фронт Серго Орджоникидзе во главе группы большевиков. 29 октября Военно-революционный комитет предложил комиссару Балтийского вокзала предоставить Серго специальный паровоз. Серго выехал на фронт.
Он обходил позиции, беседовал c красногвардейцами. Его спокойная уверенность в победе поднимала настроение. Серго тщательно ознакомился с планом наступления и доложил о нем Ленину и Сталину. Сталин считал, необходимым рыть окопы и готовить баррикады в самом городе на тот случай, если казаки прорвутся под Пулковом.
На фронте под Пулковом побывали представители Военно-революционного комитета, в их числе Д.З.Мануильский. Они сообщили:
«Настроение рабочих прекрасное, твердое, выдержанное и стойкое. Отсутствие офицеров у рабочей гвардии сказывается. Солдаты — настроение стойкое. У матросов — также... Красногвардейцам, морякам заявили, что юнкера скрючены, произвело впечатление»1.
В ночь на 30 октября представители Военно-революционного комитета были в штабе. В комнате — много офицеров и солдат. Шумно, накурено. На столе разбросаны карты. Обсуждался план наступления. Решили усилить фланговое движение со стороны Красного Села. Солдаты, особенно разведчики, вносили поправки при обсуждении плана. Красногвардейцы требовали ускорить наступление. Красногвардейцы, среди которых было немало участников взятия Зимнего дворца, рвались вперед. Они полны были наступательного порыва. Их стремительность заражала солдат, передавалась морякам.
Представители Военно-революционного комитета выяснили, что отсутствие артиллерии сказывается крайне чувствительно.
Серго Орджоникидзе в окопах под Пулковом.
Рисунок В. В. Щеглова
30 октября Военно-революционный комитет, заслушав своих представителей, постановил командировать двух товарищей для усиления штаба, послать артиллерию и автомобили. Комитет поручил группе товарищей достать машины. В течение немногих часов лихорадочной работы было реквизировано несколько десятков автомобилей. Их срочно направили под Пулково. В городе быстро реквизировали пятьдесят лошадей для артиллерии.
Ленин и Сталин ни на минуту не прекращали своей работы над укреплением фронта. 30-го утром они вызвали к себе всех районных организаторов партии большевиков. Собралось человек десять-двенадцать. Ленин информировал о положении под Пулковом. Надо поднять массы — возможно, придется драться в городе, требовали Ленин и Сталин, рекомендуя готовить оружие и отряды. Владимир Ильич сам набросал на клочке бумаги мандат, коим поручалось взять на Путиловском заводе все, что нужно для фронта.
Рано утром 30 октября у Краснова появился гимназист, прорвавшийся из Петрограда, с запиской от Совета союза казачьих войск. Растерянные руководители юнкерской авантюры в панике писали, что «положение Петрограда ужасно»... Красногвардейцы «избивают юнкеров». «Пехотные полки колеблются и стоят»... «Казаки ждут», пока пойдут пехотные части. Вся надежда на корпус Краснова. Совет союза требует вашего немедленного движения на Петроград»1.
Генерал Краснов приказал казакам выступать. Одну сотню казаков Краснов направил на Красное Село в обход правого фланга красных войск. Полусотня казаков была направлена вправо, чтобы нащупать левый фланг в районе Большого Кузьмина. Один разъезд силой взвода должен был произвести разведку в направлении Славянки и Колпина. Артиллерийские батареи развернулись в районе деревни Редкое-Кузьмино, прикрытые цепями спешенных казаков. Тут же, несколько оттянутое назад, находилось главное ядро отряда. Сам Краснов наблюдал за ходом боя с окраины деревни Редкое-Кузьмино.
Красные части не выжидали наступления белогвардейцев. Утром 30 октября, согласно утвержденному плану, красногвардейцы перешли в наступление. Раздалось «ура», и части, имея во главе командиров, бегом стали спускаться с горы.
Матросы под Пулковом
На стороне казаков был перевес в артиллерийском огне. Опытные артиллеристы, которыми командовали офицеры, наносили красным войскам значительный урон. Многие рабочие впервые в жизни очутились под огнем пушек. Командиры тут же под обстрелом обучали молодых бойцов применяться к местности. Красногвардейцы залегли. Над головами рвалась шрапнель. Казачья артиллерия организовала заградительный огонь. Казачьи сотни двинулись было вперед под прикрытием артиллерии.
Но красногвардейцы не дрогнули. Вот снова прозвучало «ура», все нарастая. Красногвардейцы поднялись и снова бросились в атаку.
Старые, обстрелянные в боях казаки не выдержали стремительного натиска красногвардейцев. Густые, длинные цепи бойцов в штатских пальто спускались вниз. Все склоны Пулковских высот словно ожили. Казалось, неисчислимые массы, весь народ шел против кучки бунтовщиков. Казаки дрогнули. Началось колебание. Оно усиливалось с каждой минутой наступления Красной гвардии.
Конная атака казаков разбилась о стойкость правого фланга красногвардейцев. Там действовал колпинский отряд. С ним были два броневика. Красновские снаряды изрыли дорогу глубокими воронками. Броневик остановился. Казачья сотня, решив, что броневик подбит, выхватив шашки, бросилась в атаку. Красногвардейцы подпустили казаков на близкое расстояние, а затем открыли меткий огонь из винтовок и двух пулеметов броневика. Казачья сотня была скошена. Она потеряла командира и большинство казаков. Потеря колпинского отряда — один раненый и один пропавший без вести1.
Часам к двенадцати из Петрограда подтянулась артиллерия в составе трех батарей. Наступление красных частей было поддержано огнем пушек. Сила огня все нарастала. Орудия били теперь уже не только по передовым казачьим цепям, но и по их тылу. Огонь казаков стал слабеть. Их цепи начали подаваться назад, преследуемые Красной гвардией. Охватывая фланги казаков, красные части заняли Большое Кузьмино, а цепи Петроградского и Измайловского резервных полков стали выходить на линию железной дороги, приближаясь к Царскому Селу.
Бой под Пулковом.
Рисунок И. А. Владимирского.
Керенский сидел в Гатчинском дворце. Вчерашняя хвастливая уверенность в победе улетучилась. Керенский опять бросался то к прямому проводу, то к телефону. Он перестал уже доверять и своим. Генерал Краснов назначил уполномоченного по охране города Гатчины и просил Керенского утвердить его. Керенский утвердил, а через четверть часа от своего имени назначил другого особоуполномоченного1.
Неутешительные сведения из Петрограда привели Керенского в отчаяние. Как и в день осады Зимнего, он снова решил бежать или, по его словам, «немедленно выехать навстречу приближавшимся эшелонам». Рано утром 30 октября он послал Краснову записку о своем отъезде. Составил письмо о передаче своих полномочий министра-председателя Н.Д.Авксентьеву. Одну копию письма он передал Гоцу, другую — Станкевичу. Но днем, когда уже были закончены все приготовления к бегству, прибыл от Краснова Савинков. С ним явились представители Совета казачьих войск. Делегация заявила, что отъезд Керенского деморализует отряд, надо выждать конца сражения.
Керенский остался, продолжая рассылать телеграммы о посылке войск с фронта. В 4 часа 30 минут он послал телеграмму Духонину:
«Прошу сделать распоряжение о посылке ударных частей и кавалерии в случае каких-либо затруднений с посылкой пехоты. Напрягите всю энергию к скорейшему продвижению войск»2.
К этому времени Керенский узнал, что пехотные части, так давно и упорно обещаемые Ставкой, отказались идти на помощь. В оригинале телеграммы, сохранившейся в записной книжке Керенского, было зачеркнуто из боязни разглашения следующее:
«Получены сведения о начинающемся брожении в пехоте XVII корпуса, которая направлялась к Петрограду»3.
Еще в начале октября Ставка распорядилась выслать XVII корпус с Румынского фронта на Северный в резерв главковерха в район Витебск — Полоцк — Орша. Возможно, уже в этот период корпус готовили против большевиков, потому что Ставка не раз подчеркивала:
«На Северный фронт ввиду важности обстановки нужны сильные войска, не такие, которые заняты больше политикой, чем заботой о защите родины»4.
Эшелоны корпуса непрерывно в течение двух недель прибывали в назначенный район, как вдруг неожиданно получилось распоряжение двинуть полки с артиллерией под Царское Село. Командир корпуса спешно приступил к погрузке бригады пехоты и трех батарей артиллерии. Из Ставки сыпались одна за другой телеграммы. Пришло распоряжение занять станцию Дно. На растерянный вопрос командира — что же делать, занимать Дно или идти к столице — из Ставки ответили: «Грузитесь на Петроград»1. Части подошли к станции, но там не оказалось вагонов. От командиров полков стали поступать сведения, что железнодорожники не дают грузиться или дают составы, но не дают паровозов. Посыпались и более тревожные известия: большевики захватывали станции и города по пути следования частей корпуса.
«Большевики захватили телеграф в Витебске, — телеграфировал командир корпуса начальнику дивизии. — Предписываю на одного из командиров полка возложить охрану станции Городок, не допуская захвата ее большевиками. Действия должны быть решительные»2.
А из Городка сообщили, что там происходят большевистские митинги. Солдаты отказывались грузиться. Они самовольно захватывали паровозы и требовали отправки на прежние стоянки.
Командирам не удалось двинуть ни одного полка на помощь Краснову — Керенскому. Не оказалось и броневиков, на которые так надеялся Краснов. Броневой дивизион капитана Артифексова отказался грузиться в Режице. Капитан приказал идти походным порядком. В дороге солдаты взбунтовались, а самому командиру пришлось спасаться бегством1.
Не помог и 5-й бронедивизион, который был вызван лично Керенским. Когда команде 2-го отделения именем Керенского было приказано идти на Петроград, она решила послать в столицу делегата проверить, зачем туда требуют. Командирам все же удалось двинуть своим ходом из Пернова 4 броневика и 14 грузовых и легковых машин на помощь Керенскому. Но и этот отряд добрался только до Старой Руссы. Дальше солдаты не пошли2.
В 5 часов дня 30 октября Керенский потребовал выслать 17-ю кавалерийскую дивизию, которая, по его сведениям, настроена «решительно против большевиков». В той же телеграмме Керенский приказал выслать войска из Москвы, «если сведения о наступлении полного успокоения в Москве верны» 3. Сведения эти оказались неверны: Москва в это время в свою очередь требовала помощи от Ставки.
В 5 часов 45 минут Керенский приказал начальнику Гатчинской авиационной школы установить пулеметы на двух аэропланах и немедленно отправить их в распоряжение генерала Краснова. Но от последнего из-под Пулкова пришли мрачные сведения: большевики разбили казаков. С часу на час войска Краснова могли отойти к Гатчине. Надо было оборонять Гатчину. В 7 часов 45 минут Керенский приказал начальнику авиационной школы передать все пулеметы для охраны спокойствия и безопасности города Гатчины.
Ни одна из многочисленных частей, вызванных с фронта, даже не сообщила, где она находится.
О степени растерянности Керенского можно судить по следующей телеграмме. В 8 часов вечера Керенский послал приказ начальнику польской стрелковой дивизии:
«Предлагаю вам спешно погрузить свою дивизию и следовать с ней в Гатчину»4.
На погрузку дивизии нужен был добрый десяток эшелонов, а помощь требовалась немедленно: бой под Пулковом был явно проигран.
Наступление красных частей стало оказывать влияние и на царскосельский гарнизон отнюдь не в пользу Краснова. В казармах снова начались митинги. Выносимые резолюции были одного содержания: солдаты требовали от Краснова прекращения боя под угрозой удара казакам в тыл.
О настроении царскосельского гарнизона Краснов узнавал через местную буржуазную молодежь, которая была им использована в качестве разведчиков.
Наступление Красной гвардии было поддержано солдатами красносельского гарнизона. 29 октября казачьи разъезды столкнулись с частями 171 и 176-го запасных полков, расположенных в Красном Селе; Туда же прибыли по распоряжению Военно-революционного комитета Павловский и Егерский резервные полки и матросские отряды. После горячей перестрелки казаки отступили, а части красносельского гарнизона, прикрываясь со стороны Гатчины Павловским полком, перешли в наступление в направлении на Царское Село, достигнув шоссе Гатчина — Царское. К наступающему отряду присоединились пулеметчики 2-го полка и артиллерия из Петрограда.
В ночь на 30 октября красносельский отряд захватил эшелон с артиллерией. Под огнем подошедшего белогвардейского бронепоезда с орудий были сняты замки, так как увезти самые пушки было невозможно, а пленные в количестве 400 человек были отправлены в Красное Село.
В то время, когда красногвардейцы перешли в наступление под Пулковом, 30 октября, красносельский отряд в свою очередь возобновил свои действия во фланг и тыл казакам. И хотя отряду не удалось продвинуться далеко вперёд, но самый факт его наличия в районе Виттолово — Малые Кабози и активные действия в направлении на Царское Село создали явную угрозу основному ядру красновских войск.
В 7 часов вечера комиссар 176-го пехотного запасного полка доносил Военно-революционному комитету:
«Все слухи о поражении красносельского отряда ложны. Ведём энергичное наступление на Царское Село и Александровку. Матросы держат себя геройски, солдаты от них не отстают. 176 и 171-й пехотные запасные полки поддержат свою революционную славу»1.
Красные войска, продолжая наступление, заняли Царское Село. Казаки отошли на Гатчину. Сколько-нибудь точных данных о потерях в боях на пулковском фронте не сохранилось. Имеются лишь приблизительные подсчёты. Бюллетень Военно-революционного комитета определяет число убитых, в 200 человек.
Среди них была Вера Слуцкая, активная участница петроградской организации большевиков, выехавшая на фронт в качестве политического работника.
Вера Слуцкая
Вечером 30 октября Краснов со штабом прибыл в Гатчину.
Всю ночь во дворце шли заседания. Офицеры обсуждали дальнейший план действий. К Керенскому беспрерывно приезжали представители эсеров. Приехал Виктор Чернов. Узнав о прибытии лидера, делегация от эсеров города Луги явилась за советом: верна ли занятая ими позиция? Накануне они приняли резолюцию сохранить нейтралитет и свободно пропускать в обе стороны зшелоны, идущие как на помощь правительству, так и по призыву большевиков. Чернов утвердил резолюцию, а на заявление Станкевича, что такое решение — удар в спину правительства, ответил:
«Практически важно одно, чтобы пропускались эшелоны правительства, так как эшелоны к большевикам, по-видимому, не идут»1.
Из Ставки Керенский получил убийственное сообщение: V армия решила послать помощь большевикам, в XII армии начались вооружённые столкновения.
Отход на Гатчину совершенно деморализовал казаков. Они отказались идти даже в заставы на переправах через реку Ижору.
«Всё одно, нам одним, казакам, против всей России не устоять. Если вся Россия с ними, что же будем делать?»2 — говорили казаки, по свидетельству Краснова.
Днём 31 октября было созвано военное совещание. Решили начать мирные переговоры с большевиками, чтобы выиграть время, пока подойдут подкрепления. Были посланы два предложения: одно — от имени Краснова на Гатчинский фронт, другое — от Керенского в Петроград. Оба предложения были составлены в явно неприемлемом духе. Керенский требовал, чтобы большевики прекратили войну и подчинились новому всенародному правительству. Само правительство должно быть составлено по соглашению «существующего» Временного правительства с представителями всех политических партий и «комитетом спасения родины и революции». Ясно, что «мирные» переговоры были попыткой Керенского и Ко выиграть время. Это подтверждает Краснов.
«Станкевич должен был поехать в Петроград, -— признавался потом генерал, — искать там соглашения или помощи, Савинков ехал за поляками, а Войтинский — в Ставку просить ударные батальоны»3.
Станкевич привёз предложение Керенского в Петроград. «Комитет спасения» разослал своих агентов по всем полкам гарнизона. Пользуясь отвлечением лучших частей и наиболее передовых солдат на фронт под Пулково, враги пытались повлиять на оставшихся, менее сознательных. Солдатам говорили, что Керенский хочет мира, а большевики разжигают гражданскую войну. Офицеры уговаривали солдат требовать от большевиков прекращения кровопролития. Контрреволюционеры спекулировали на жажде солдат к миру.
В некоторых полках избрали делегатов и послали их в Смольный. В течение дня в Смольном перебывали делегации георгиевских кавалеров, 3-й стрелковой дивизии и т. п.
Вечером 31 октября в Смольном собрались делегаты от Литовского, Семёновского; Петроградского; Кексгольмского; Гренадерского, Измайловского, Московского и Преображенского полков. В делегации были и солдаты с фронта. Председателем делегации оказался солдат Преображенского полка. Он прочитал наказ, явно составленный под указку эсеро-меньшевиков: выделить представителей Военно-революционного комитета и гарнизона Петрограда из всех социалистических партий, вплоть до народных социалистов, для переговоров с Керенским.
Делегацию принял Сталин. Он рассказал солдатам о положении на фронте, объяснил, что предложение делегации оказывает помощь Керенскому, который стремится только выиграть время. В заключение Сталин указал на недопустимость переговоров с Керенским и заблуждающимися казаками1.
Выступление Сталина убедило многих делегатов. Представители Литовского полка заявили, что у них никогда не было разногласий с Военно-революционным комитетом, но они не имеют сведений о характере переговоров.
Сталин выступил снова, разъясняя манёвр Керенского.
«Керенский предъявил ультимативное требование сдачи оружия»2, — добавил Сталин.
Делегаты полков, убеждённые Сталиным поняли, что едва не стали жертвой обмана. Было решено отправить к войскам Керенского депутацию. Она должна была поставить перед войсками следующие пять вопросов:
1. Признают ли казаки и солдаты Керенского Центральный исполнительный комитет как источник власти, ответственный перед съездом?
2. Признают ли казаки и солдаты постановления II съезда Советов?
3. Признают ли казаки и солдаты декреты о мире и земле?
4. Признают ли они возможность немедленной приостановки всех военных действий и возвращения в части, откуда пришли?
5. Согласны ли они на арест Керенского, Краснова, Савинкова?3
Кроме того было решено, что делегация будет вести переговоры не с Керенским и командным составом, а исключительно с рядовыми казаками и солдатами.
Последний манёвр Керенского провалился.
В тот же день, 31 октября, из Ставки в Гатчину прибыл французский генерал Ниссель. Он долго беседовал с Керенским, а потом пригласил на совещание Краснова.
«Если бы можно было дать хоть один батальон иностранных войск,— заявил ему Краснов,— то с этим батальоном можно было бы заставить царскосельский и петроградский гарнизоны повиноваться правительству силой»1.
Единственный выход контрреволюция видела в иностранной интервенции.
В б часов вечера 31 октября Керенский телеграфировал по всем проводам Викжелю, что предложение о перемирии принято и представитель главковерха выехал в Петроград.
В 8 часов 45 минут того же дня Керенский послал телеграммы «комитету спасения» и Викжелю:
«Согласно предложения «комитета спасения» и всех демократических организаций, объединившихся вокруг него, мною приостановлены действия против повстанческих войск и послан представитель-комиссар при верховном главнокомандующем Станкевич для вступления в переговоры. Примите меры к прекращению возможности напрасного кровопролития»2.
Керенский ещё пытался уклониться от переговоров с победителями-большевиками, но пока шли заседания и совещания, сыпались жалобы и советы, представители Красной гвардии, петроградских полков и матросов уже появились в Гатчине. Переговоры начались снизу, рабочие стали договариваться прямо с казаками. Им предложили прекратить сопротивление, арестовать Керенского, после чего их пропустят домой, на Дон. Казаки быстро согласились и пошли ставить караул у квартиры Керенского. Но его успели заранее предупредить.
В 10 часов 15 минут 1 ноября Керенский вновь шлёт весьма срочную телеграмму Викжелю: предложение о перемирии принято, он ждёт ответа3. Но красногвардейцы и матросы уже появились в нижнем этаже дворца. В час дня Керенский послал генералу Духонину телеграмму:
«Ввиду отъезда моего в Петроград предлагаю вам вступить в исполнение должности верховного главнокомандующего»4.
Это была последняя телеграмма министра-председателя и верховного главнокомандующего Временного правительства, хвастливая и лживая, как и всегда. Вместо того чтобы ехать, как он объявил, в Петроград, 1 ноября около 3 часов Керенский бежал через потайной ход старинного дворца, оставив на произвол судьбы развалившийся контрреволюционный фронт под Петроградом. Революционные войска заняли Гатчину и арестовали штаб III корпуса вместе с генералом Красновым.
Поздно ночью того же 1 ноября генерал-квартирмейстер Северного фронта Барановский вызвал из Ставки по проводу Духонина. Барановский доложил о провале красновской операции и бегстве Керенского. Генерал спрашивал, что делать с эшелонами 3-й Финляндской дивизии и частей XVII корпуса, ибо Гатчина занята революционными войсками и посылать эшелоны туда — значит отдавать их по частям в руки большевиков. Как быть также с 182-й дивизией, которую хотел вести на помощь Керенскому эсер Мазуренко?
Духонин ответил, что он временно вступает в должность главковерха. Все войска, посланные на помощь Краснову, сосредоточить в районе Луга — Плюсна — Передольская. Части III конного корпуса вывести из соприкосновения с войсками петроградского гарнизона, но в Остров не возвращать, а направить в район Чудова.
Ставка ещё надеялась использовать войска и сосредоточивала их недалеко от Питера.
«Легче подвоз продовольствия, и пребывание в этом районе конницы внесёт больше успокоения в районе Николаевской железной дороги»1, —
так объяснил Духонин выбор места стоянки для войска. Но провал похода Керенского — Краснова признала и Ставка.
Молодая советская власть, поддержанная подавляющим большинством рабочих и трудящихся крестьян, раздавила мятеж сторонников остатков старой власти. Первый антисоветский мятеж был разгромлен. Диктатура пролетариата одержала свою первую серьёзную победу.
Продолжение следует
ИСТОРИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ в СССР. ТОМ ВТОРОЙ
| 
